Неточные совпадения
— Но ты мне скажи про
себя. Мне с тобой длинный разговор. И мы говорили с… — Долли не знала, как его
назвать. Ей было неловко
называть его и
графом и Алексей Кириллычем.
Люди эти слывут в земстве дельцами, сочиняют формочки с бесчисленным множеством
граф,
называют себя консерваторами, хвастаются связью с землею, утверждают, что «русский мужичок не выдаст», и приходят в умиление от «Московских ведомостей».
Изо всего тогдашнего столичного общества княгиня находила для
себя приятнее других только трех человек, из которых двое жили нелюдимыми, а в третьем она очень обманывалась. Первых двух я пока еще не буду
называть, а третьего отрекомендую, как лицо нам уже знакомое: это был
граф Василий Александрович Функендорф, с которым Дон-Кихот Рогожин имел оригинальное столкновение, описанное в первой части моей хроники.
Этот князь Янтарный, папа, или, как ты очень метко его
называешь, азиатский князь, на вечере у madame Бобриной, на всю гостиную a pleine voix [во весь голос (франц.).] кричал: «Как это возможно:
граф Зыров на такое место, которое всегда занимали люди нашего круга, посадил никому не известного чиновничка своего!» Я вышла, наконец, из
себя и сказала: «Князь, пощадите!..
Всплакнувши, выпивши три рюмки водки и
назвав себя ослом, негодяем и пьяницей,
граф путающимся от волнения языком описал драму, имевшую место на охоте… Рассказал он мне приблизительно следующее.
— Я не про
себя говорю, болван! Впрочем… простите меня, ваше сиятельство, — обратился управляющий к
графу. — Простите, что я сделал сцену, но я просил бы ваше сиятельство запретить вашему Лепорелло, как вы изволили его
назвать, распространять свое усердие на особ, достойных всякого уважения!
Зачем я так не могу?..» Их ведь так воспитали и…
граф (мы их супруга
называем для их удовольствия
графом — они француз)…
граф их робковат, и он им сказал, что надо опасаться голодных людей, — и сам уехал, — и княгиня всё боятся и затомили
себя в одной комнате в доме…
Дело о пугачевском бунте, которого не показали Пушкину, до сих пор запечатано, и никто еще из исследователей русской истории вполне им не пользовался [Некоторые части дела о Пугачеве, по ходатайству
графа Перовского, были открыты покойному Надеждину, когда он писал свои «Исследования о скопческой ереси», начальник которой, Кондратий Селиванов, современник Пугачева, также
называл себя императором Петром III.].
Принцесса рассказывала
графу Орлову, что в Потсдаме она виделась с королем Фридрихом и объяснила ему, кто она такая, затем жила в Париже, была знакома с тамошними министрами, но открылась им не вполне,
называя себя только «принцессой Владимирской» и умалчивая, что покойная императрица Елизавета была ее матерью.
Он дал слово
графу как можно чаще навещать «киевских богомольцев», как иронически
назвал себя, жену и ее тетку
граф Владимир Петрович Белавин.
Вот все, что узнал сам Сергей Семенович. Он, впрочем, этим особенно и не интересовался. Он замкнулся в
себе и старался даже при жене показать свое безучастное отношение к графине и
графу Свянторжецким. Этим, казалось, он платил дань дружбе своей с Иваном Осиповичем Лысенко, прекрасно шедшим по службе и уже имевшим генеральский чин. Мысленно он даже
называл Осипа Лысенко,
графа Иосифа Свянторжецкого, тоже самозванцем.
— Как же он
назвал себя? — спросил
граф, уже сидя на диване и положительно съедая глазами Якова.